Алекс Гарридо

— Я все понимаю, — говорил Никитка, покачивая на ладони книгу с ярким рисунком на  глянцевой обложке. — Это принцип теперь такой: придумывай что угодно, но пусть в мелочах торжествует реализм. А я хочу, чтобы чудо было чудом, а волшебство волшебством. Вот эти оборотни, перевертыши. Мне все нравится. Но то, что превращаясь в человека, они становятся голыми и безоружными, мне не нравится. Пусть уж будет...

— Да, чудо — чудом. Пусть Серый Волк, обернувшись добрым молодцем, имеет вид приличный и в полной боевой готовности. Так, что ли?

— Ну а что, а что — не так? — вспыхивал Никитка.

— Да что ты со мной-то споришь? Я как раз за. Если сморщенная старушонка оборачивается прекрасной принцессой, то пусть и наряд претерпевает соответствующие изменения. И если бы пришло в голову кому-нибудь оборотить своего героя, скажем,  кустом — чтоб никаких тряпок вокруг не валялось! В чем стоял, пусть в том и оборачивается. А одежда может стать листвой, если на то пошло.

— Вот-вот. Или мехом, — оборачивался от плиты Никитка, заваривавший свежий чай. Его легкие руки по-хозяйски уверенно порхали на Стасовой кухне, и Стас всегда при этом вспоминал, как Никитка заваривал здесь чай в первый раз: точно также. Все, что он делал, он делал легко и уверенно. Казалось, его никогда не посещают сомнения в своих способностях или правоте. Стас тоже не любил сомневаться. Но ему, он сам знал, по сравнению с Никиткой не хватало легкости. Стас принимал решения всерьез — Никитка поступал по наитию. Просто Моцарт и Сальери. Говорят, никто никого не травил...

— Мехом, говорю, — повторил Никитка, помахав рукой перед лицом друга. — Привет. Где был?

— Здесь, — улыбнулся Стас. — Путешествие во времени. Чем, ты говоришь?

— Ну, шкурой. Или перьями. Помнишь, как в сказках? Когда крылатые девушки прилетают купаться. Если у нее пернатую одежду похитить, она и улететь не может.

— Ну да.

— Значит, мы в этом правы.

— Договорились, — легко согласился Стас.

Много до чего они договорились, но еще не знали об этом. Собственно говоря, их разговор не был причиной дальнейших событий. Но как правило, события ищут тех, кто к ним готов, а Стас и Никитка заявили о своей готовности во всеуслышание. Мало ли, что у себя на кухне. Кухня, она как раз самое то место, чтобы всякое на ней заваривалось. А кто думает, что некому было подслушать, тот забывает о ночи, приникшей к освещенному окну.

Стас еще форточку открыл: накурили.

На следующий день Стас в задумчивости стоял у пешеходного перехода в центральной части родного города, ожидая зеленого. Надо было куда-то идти, что-то делать. Поскольку никуда он так и не пошел и ничего не сделал, осталось неизвестным, что именно делать он собирался. Он и сам об этом забыл ровно в ту же секунду. Сначала его, погруженного в задумчивость, напугал визг тормозов, резкий сигнал автомобиля, грохот, скрежет и звон стекла. Стас вздрогнул и сказал несколько слов, которые остались неслышными из-за того, что взревела уже вся улица: скромные жигули и мерсы, опельки и джипы и прочая фауна разразились руганью покрепче Стасовой. Прямо посреди проезжей части, испуганно озираясь, стояла...

Не всякий знает слова, которые подошли бы для описания той, что вызвала сумятицу и переполох на оживленной автомагистрали. Стас-то знал, потому что читал с пяти лет, и в том числе сказки и даже рыцарские романы. Поэтому облик девушки, прижавшей к груди руки и зажмурившей глаза, сразу и вполне запечатлелся в его сознании. Он даже успел понять, почему так грубо вели себя остальные: они не знали таких слов и поэтому не могли понять, с кем имеют дело. Они попросту не видели ее толком.

И он сделал единственное, что возможно было сделать в этой ситуации: рванулся вперед, проскочил между капотов (они двигались, как льдины в ледоход, беспорядочно и опасно) и схватил девушку. Она, не открывая глаз, прижалась к нему, вся дрожа. Стас легко поднял ее на руки и кинулся прочь. Наверно, это было странно. Но Стас знал одно: надо немедленно унести ее отсюда, спрятать, защитить и спасти. От чего? Какая разница! Хотя бы от этих грубых людей. Но если бы речь шла о драконе, Стас бы и тогда ни секунды не промедлил...

Он пришел в себя только в лифте. Дверь закрылась, но кабина осталась неподвижна. Свет, как всегда, не горел. Стас наощупь нашел кнопки, нажал третью снизу во втором ряду. Девушка крепче прижалась к нему.

Наконец они вышли из тьмы на свет — безрадостный бетонно-серый свет лестничной площадки. Стас поставил девушку на ноги.

— Сейчас. Мне надо достать ключи.

— Я могу ходить сама, — смущенно улыбнулась девушка. Стас едва не огорчился этому обстоятельству. Он был не прочь носить ее на руках всю оставшуюся жизнь.

Они вошли в квартиру. Она озиралась вокруг удивленно и даже испуганно, но стоило ее взгляду коснуться Стаса, всякое беспокойство в ее глазах замирало, уступая место безмятежной радости.

— Чай будешь? Или кофе?

Она словно опомнилась. Каштановые, отливающие золотом брови шевельнулись, на лицо легла тень. Она озабоченно и  доверчиво поглядела Стасу в глаза и спросила:

— А у тебя есть карилайен?

— Что? — не понял Стас, лихорадочно перебирая в памяти все известные ему названия спиртных напитков. Да какая, собственно, разница, все равно у него нет...

— Карилайен.

— Это ликер такой? Извини, я только водку.

Она покачала головой.

— Значит, здесь тоже нет... Если бы был, ты бы знал, что это такое.

— А что это такое? Лекарство? Финское, наверно? Хочешь, я сбегаю в аптеку. От чего оно? У меня вот есть... Хватит? — Стас принялся рыться в карманах.

— Это не лекарство, — вздохнула девушка. — Это не продается. Можно мне выпить воды?

Стас огляделся в панике: оказывается, все это время они стояли в коридоре.

— Пойдем.

Он усадил ее на кухне, пошвырял тарелки в раковину, торопливо смахнул со стола крошки, поискал чистый стакан. Вчера с Никиткой они засиделись допоздна, а по утрам Стас посуду не мыл из принципа. Как начнешь день, так его и закончишь, и не фиг с утра настроение портить.

— Из-под крана?

Она пожала плечами. Сполоснув стакан, Стас налил в него воды и подал ей. Пригубив, она поперхнулась  и в ужасе взглянула на Стаса.

— Что это? — еле слышно прошептала она.

— Вода... — растерялся Стас. — Просто вода. Из крана. Ты же видела.

Девушка протянула ему стакан.

— Конечно! — воскликнул Стас. — Я понял! Ты же... там же... у вас вода еще чистая, да? Подожди! Не уходи никуда! Я сейчас! — и кинулся вон.

Магазин был буквально напротив, и Стас ворвался в него, затормозил руками о прилавок.

— Питной воды! — выдохнул он, шлепая на прилавок бумажку.

Женщина в розовом халате равнодушно поставила перед ним бутылку, приняла деньги, застучала по кассе.

— Эй, а сдачу? Молодой человек!

Стас нетерпеливо подскочил к прилавку, схватил монетки из блюдца.

— А у вас есть карилайен?

— Нету, — пожала плечами женщина.

— А бывает?

— Не слышала никогда. А что это? Майонез?

Стас развернулся и выскочил из магазина.

Девушка выпила стакан и попросила еще. Стас готов был подавать ей воду, преклонив колено, но ограничился тем, что смотрел на нее во все глаза. Она была такой же настоящей, как сам Стас, но не имела ни малейшего отношения ни к его миру, ни, увы, к его жизни. Вот какая она была: густые, длинные, с золотым отливом желтые волосы, сплошной массой лежащие на спине; овальное лицо с молочно-белой кожей, подсвеченное на щеках нежным румянцем; удлиненные глаза, зеленые, как листья весной; яркие губы, совершенно не тронутые помадой, только тоненькая кожица, сквозь которую просвечивает живая горячая кровь — Стас глаза обжег, глядя на них; стройная гладкая шея, тонкие ключицы, выступающие из вышитого ворота зеленого платья, округлые плечи. На ключицах широкой темно-золотой лентой лежало ожерелье. Стас поморгал и понял, что оно и впрямь золотое. Широкий кожаный пояс перехватывал платье низко на бедрах, к нему был привешен вышитый кошель, стянутый шнуром. Платье до пояса было узким, а ниже — широким, вокруг ворота и по подолу вышито зеленым шелком. Очень длинные и узкие рукава собирались в гармошку над браслетами, туго охватывавшими запястья. Из-под широкого подола выглядывали узкие носы кожаных сапог — одного взгляда на них было бы достаточно... Такие же Стас видел на картинках братьев Лимбургов к «Великолепному часослову герцога Беррийского».

Стас заметил наконец, что девушка внимательно наблюдает за тем, как он ее разглядывает.

— Меня зовут Стас, — смутившись, сказал он. Девушка улыбнулась и назвала свое имя.

— Яся? — переспросил Стас.

— Хорошо, — с улыбкой согласилась она. — Пусть Яся.

— Откуда ты?

— Из Леса.

— Из леса? Какого?

— Нет. Из Леса. Лес один.

— Это такой мир? — уточнил Стас.

— Да, это такой мир.

— А сюда ты как попала?

— Меня послали Старшие. Искать карилайен. Но я вижу, что у вас его нет, и мне придется вернуться ни с чем. Мы искали во всех мирах, куда наши Старшие смогли открыть врата. Его нет нигде, а наш источник иссяк. Я должна вернуться в Лес, — она сказала это, как какая-нибудь Галя или Катя сказала бы: “Мне надо домой”. — Теперь мы все погибнем.

— Яся, — у Стаса перехватило горло при мысли, что она вот прямо сейчас собирается уйти, и он никогда не узнает, где этот ее мир, может ли он туда попасть... — Ясенька, может быть, это еще не точно? Наш мир очень большой, очень, и здесь много, очень много вещей, о которых я не знаю. Здесь столько вещей, что никому невозможно знать их все. Может быть, мы вместе поищем? Ясенька, ну пожалуйста...

Румянец ярче засветился на ее щеках, губы налились алым. Она прошептала:

— Я ничего не потеряю, если задержусь. Только... если мы не найдем здесь карилайен, мне все равно надо будет уйти. Я не могу жить без него. Мы все не можем долго обходиться без карилайена.

— Хорошо, Ясенька. Мы будем его искать, сколько можно.

Она встала и так доверчиво положила руки ему на грудь, снизу вверх посмотрела сияющими глазами. Стас понял, что сейчас поцелует ее — и поцеловал.

Немного времени спустя Стас и Яся, взявшись за руки, вышли на улицу. Стас решил начать с Большой Советской Энциклопедии, и они отправились в библиотеку. Яся оставалась в том же платье, благо длинное сейчас носят, а вот ожерелье и браслеты Стас посоветовал снять и хотя бы спрятать в кошель. Яся так очаровательно и охотно послушалась его... Ну разве можно в нашем мире встретить такую девушку? А встретив — разве можно упустить? Да ни за что! В ней было столько милого достоинства и в то же время радостная готовность соглашаться со всем, что скажет Стас. А главное — она внушала Стасу чувство огромной, просто необъятной ответственности, которую он ни за что не согласился бы переложить на чужие плечи.

На остановке они встретили Никитку.

— Привет! — обрадовался Никитка Стасу, скользнув равнодушным взглядом по его спутнице. Конечно, это ведь Никитка.

— Привет! — обрадовался и Стас. Они дружили с детского сада, им повезло попасть в один класс, и только институты они выбрали разные. Но жили-то по соседству, так что высшее образование их не разлучило. Была когда-то в их отношениях напряженность. Стас долго надеялся, что Никита выбросит дурь из головы, но после смирился. Тем более, что Никита не умел долго страдать от несчастной любви, и с некоторых пор то и дело влюблялся где-нибудь на стороне, о чем немедленно сообщал Стасу. Стас тоже делился с ним романтическими перипетиями своей жизни. Но в основном они говорили о книгах — читатели оба были запойные, с раннего детства, и каждый, обнаружив еще одну прекрасную книгу, спешил поделиться радостью с другом.

— Ты куда? — спросил Никитка.

— Мы в библиотеку, — Стас посмотрел на Ясю и так застыл, глядя ей в лицо. Яся нежно улыбалась ему.

— Ничего себе, — неохотно отреагировал Никитка на представшую его взгляду картину. — Романтическое путешествие.

— Кстати, Ники, — Стас обратил к нему невидящий взгляд. — Ты вдруг случайно не знаешь, что за такое — карилайен? Может, попадалось где-нибудь?

— В первый раз слышу. Это из какой оперы?

— А кто его знает? Ищем...

— Ну-ну, — Никитка понял, что друг детства пребывает в зачарованном состоянии. — Валяйте, ищите.

Автобус подошел. Стас кивнул девушке и они слитно, как танцоры, шагнули с тротуара. Никита решил дождаться следующего.

Вы же прекрасно понимаете, что в БСЭ никаких сведений о карилайене нет и быть не может. Для краткости опустим все справочники и словари, которые Стас проверил и перепроверил на содержание карилайена. Нам важно то, что, как и следовало ожидать (он и сам понимал это) о карилайене в нашем мире известно не было. Разве что-нибудь очень военное и засекреченное... Но об этом лучше не думать: все равно не доберешься.

— Что же делать, Ясенька? — спросил Стас, когда они возвращались домой — пешком, чтобы отдалить неизбежный момент принятия решения. Почему-то Стасу казалось, что решение принять можно только дома.

— Ничего не поделаешь, — вздохнула она.

— Яся... Яся, я понимаю, ты удивишься, и тебе это покажется странным и, может быть, глупым... В конце концов мы только сегодня познакомились. Конечно, я-то знаю, что со мной такого никогда не бывало, а ты — почему должна мне верить? Но я серьезно, Яся. Ты самая удивительная девушка в мире. По крайней мере, в нашем мире — точно. Я уверен, что и во всех мирах, сколько бы их ни было, ты — самая-самая. По крайней мере, для меня это точно. Я не хочу тебя терять. Яся, понимаешь? Если ты... — Стас еще раз оглядел ее старинный наряд и понял, что это неизбежно. — Яся, я прошу тебя выйти за меня замуж. Если ты не можешь жить в нашем мире, я готов отправиться с тобой куда угодно. На край какого угодно света. Вот. Яся, умоляю, не молчи... Почему ты так смотришь? Я тебя обидел? Яся!

Она плакала. Слезы тихо текли по ее лицу, не было всхлипов и рыданий, тишайшее отчаяние — без малейшей примеси надежды.

— Стас, ты не понимаешь. Если не найдется карилайен, я не буду жить ни в этом мире, ни в том. А если найдется, я буду жить там, где тебе будет лучше. Ты самый удивительный... Я тоже люблю тебя. Но мы обыскали все доступные нам миры. Ваш — последний. Карилайена нет больше нигде, а наш источник иссяк. Остался последний глоток, и он — в хрустальном флаконе, а флакон — вот он, здесь, — Яся погладила кошель на поясе. — Я должна вернуться в Лес и отдать его Старшим. Они лучше знают, на что употребить его. А потом, если хочешь, я вернусь к тебе. Но ненадолго.

— Ты умрешь? — совсем тихим шепотом спросил Стас.

— Нет. Не смерть. Только безумие. Разве это не хуже? Это случится со всеми в моем мире. И со мной. Я боюсь, Стас. Очень. Разве ты не боишься?

— Яся, отчего так? Объясни мне ради Бога.

— Нет, Стас. Ваш мир совсем другой. Ты не поймешь. И ничего не изменится. Поэтому отпусти меня. Я только туда и обратно. У нас так мало времени. Я не потрачу ни одной минуты зря.

— А как ты найдешь меня? Когда ты появилась прямо на проезжей части, ты ведь не нарочно выбрала такое место? Значит, ты не можешь видеть, куда тебя вынесет?

— Ничего. Теперь я знаю, куда я хочу. Я найду тебя. — Яся достала из кошеля тонкую, почти прозрачную нить. — Я должна была ею отметить то место, где нашелся бы карилайен. Обвяжи эту нить вокруг запястья, а другой конец — мне. Теперь мы не потеряемся. Даже не видя друг друга, будем связаны. Поцелуй меня. Я скоро вернусь.

Она шагнула в сторону и исчезла. Нить натянулась, чуть врезавшись в кожу. Часть ее была отчетливо видна, обрываясь сантиметрах в десяти. Стас потрогал  — она была туго натянута. Он не знал, можно ли ему пойти домой или необходимо оставаться на месте. Яся не сказала ничего об этом. Подумав, он решил, что все-таки поедет домой: по крайней мере, вымоет посуду. И надо бы что-нибудь сообразить на ужин. И не забыть купить воды, потому что Ясю здешней гадостью он поить не будет. И хлеба. Яиц и макарон. И чай они с Киткой весь выпили! А Яся вот-вот вернется...

Стас помчался к остановке.

Во двор вела арка. Достаточно длинная, чтобы в глубине ее густела темнота, но с остановки в нее заглядывал и дотягивался почти до середины свет фонаря.

Под  аркой кого-то били. Стас плюнул было и решил идти в обход, это ведь самое разумное, правда? Но как-то неловко было перед самим собой, и он нечаянно кинул последний взгляд туда, в темноту, надеясь, может быть, себе в оправдание углядеть какую-нибудь завалящую высшую справедливость в происходящем. Бритики... Трое на одного. Шит, сказал Стас. Шит, шит, шит. Бывает, когда ты прекрасно знаешь, как поступить, но знаешь так же, что так поступать нельзя. И наоборот. Нельзя — уйти — ввязаться — нельзя. Самые важные воспоминания мгновенны, и Стас успел вспомнить то, что надо. И ринулся в бой. Все-таки кое-что он умел. И одного уложил — скорее за счет внезапности нападения. Теперь их вроде бы осталось двое на двое, но парень сползал по стене, и можно было не принимать его в расчет. Три вещи Стас увидел одновременно: это Никита — два лезвия полоснули темноту навстречу — третье вспыхнуло навстречу им, перелив от рукояти к острию свет дальнего фонаря. Третье сгоряча показалось Стасу чуть не в человеческий рост. Оно вылетело откуда-то из-за его спины, и в то же мгновение сильная рука схватила Стаса за ворот и отшвырнула назад. Он успел наклонить голову вперед, и это спасло его от сотрясения, когда его спина впечаталась в бетон. Так, спиной к стене, на полусогнутых ногах, он и застыл, чувствуя, как в самом деле шевелятся надо лбом волосы и опускается подбородок.

Ножи птичками упорхнули в разные стороны, и, едва ли не обгоняя их, убегали нападавшие. У противоположной стены скорчился Никитка. И точно в центре, на почти равном расстоянии от одной и другой стены, от одного и другого просвета в концах арки, стоял...

Да, Стас знал такие слова. Светлый рыцарь, например. Доблестный воитель. Если уж совсем по-простому, Горец-II. Меч его, двуручный, конечно, был огромен и ярок, но доспехов на воителе не было. Только кожаная куртка, густо усаженная бляхами. Он стоял боком, почти спиной к Стасу, и лица его не было видно, зато бросались в глаза волосы — желтые, длинные, дикие. Они лежали по обеим сторонам от заплечной сумы.

Стас опомнился, задышал. Воитель вложил меч в ножны за спиной, шагнул к Никите, подхватил его на руки — как перышко, ну как то перышко! —  и обернулся.

— Пошли, — бросил он Стасу и зашагал вперед. Стас стоял как стоял, все еще обалдевший, но тут что-то дернуло его за руку.

— Ну что? — на ходу оглянулся рыцарь.

Стас посмотрел на запястье — нить впилась и больно резала, и Стас пошел за рыцарем, на ходу соображая... да ничего не соображая.

Машинально нагнулся и подобрал Никитину зажигалку: валялась на дороге, а Никита ей дорожил, — и сунул в карман джинсов. Никита пользовался зажигалкой, а Стас — только спичками. Он вычитал в каком-то детективном романе, что настоящие ценители прикуривают от спичек, потому что запах газа от зажигалки искажает вкус первых затяжек.

Рыцарь, между прочим, знал дорогу к стасиному дому. И даже в лифт вошел — лифт у Стаса большой, они все поместились. Двери съехались, наступила темнота. Стас постоял немного, потом осторожно оттеснил рыцаря от кнопок, нажал нужную.

— Нам на девятый, — объяснил. Было темно, рыцарь ничего не отвечал. И тут раздался голос Никиты.

— Откуда эльфам знать, как пользоваться лифтом?

— Как ты?

— Живой, — без особой радости констатировал Никита.

— Совсем хреново?

— Хуже.

Тут лифт приехал, и Стас кинулся доставать ключи, распахивать дверь, показывать диван — при этом далеко от воителя отойти он не мог: нить не пускала.

Воитель положил Никиту на диван, оглянулся на Стаса.

— Воды согрей.

Стас приподнял обвязанную нитью руку. Воитель вынул нож и коснулся лезвием нити. У Стаса все внутри оборвалось. А концы обрезков поплыли в воздухе, как осенние паутинки, один — к Стасу, другой — к воителю. Стас смерил спасителя сумрачным взглядом, но пока пошел на кухню.

Никита парень заводной, и завод у него кончается нескоро. Пока его раздевали, осматривали, ощупывали, обмывали и мазали йодом, он все пытался объяснить, в чем, собственно, дело.

— Фашики хреновы... — отплевывался он пополам с кровью. — Ссссу...

— Ладно, энерджайзер. Все понятно. Сам нарвался.

— Я? — взвился Никитка и застонал сквозь зубы. — Да я человек тихий! Но принципиальный.

— Повезло тебе, Ники, — вдруг сказал спаситель. — Даже ни одного ребра...

Стас и Никита разом уставились на него.

— Ты откуда мое имя знаешь?

— Не только твое. Стас, Яся не могла прийти.

С тишиной, которая настала, мог сравниться только грохот Ниагары.

— Так.

Это Стас сказал потом. Сначала он посмотрел на Никиту, на незнакомца. Наконец заметил его желтые волосы и длинные зеленые глаза, цвета листьев весной.

— Ты что — ее брат? — спросил Стас.

— Меня зовут Ясень.

— Здравствуй, дерево, — глупо хихикнул Никитка и залился краской. Ясень не обратил внимания.

— Надо идти за карилайеном. Его нашли, но там не всякий пройдет. Я пройду. Ты пойдешь со мной?

— А где Яся? — спросил Стас.

— Яся... она сможет прийти к тебе, если мы добудем карилайен. Ты идешь?

— Сейчас?

— Чем раньше, тем лучше, но мы пойдем завтра. Врата воздвигаются на рассвете.

— Так, — опять сказал Стас. — Я пошел в магазин. Жрать, между прочим, пора. И чай пить. Далеко нам идти? Я к тому, что, может, консервов купить?

— Идти нам три дня. Все берем с собой.

— Понял, — сказал Стас и отправился за покупками.

Когда он вернулся из круглосуточного магазина, нагруженный продовольствием (тушенка говяжья — шесть банок, колбаски копченые “Ярмарочные” — два кило, три “Майских”, три “Бородинских”, шесть бутылок “Питной” и одна “Содовой” для Никитки, две пачки макарон, маленькая масла, чай, сахар, упаковка спичек, шесть пачек “Гарлема”,  спасибо, сосед занял денег), Ясень сидел на кухне, в задумчивости, на том стуле, на котором днем сидел Стас, и смотрел очень внимательно и, может быть, даже грустно, на тот стул, где сидела Яся. Стаса это не на шутку встревожило. Поставив рюкзак на пол, он подошел к Ясеню.

— Что с Ясей? Где она?

— Ты спросил... Как ответить? — Ясень потер лицо руками. — Не знаю, что она в тебе нашла. Ты уверен, что без нее не обойдешься?

— Слушай, спасибо тебе, конечно, и за Никиту, и за меня, но в наши с Ясей отношения ты не лезь, — набычился Стас. —  Без тебя мы уж точно обойдемся.

— Д-да? — ухмыльнулся Ясень.

— Ты мне можешь объяснить, в чем дело? — Стас решил не поддаваться на провокации. Твердость твердостью, но зачем портить отношения с будущим родственником?

— Тебе ведь сказали, что объяснить невозможно.

— Где Яся?

— Считай, что она ждет тебя у источника. Там вы встретитесь. Обещаю.

— Тогда еще скажи, почему, если ты так против, ты пришел за мной?

— Во-первых, эти врата открываются только с вашей стороны. Во-вторых, там можно пройти только с... ну, с тобой, скажем.

— Это почему?

— Тот мир в основном — пустыня. Черная. В черной пустыне водится пыльный демон. Любого, кто до черной пустыни доберется, демон раскручивает и выбрасывает куда-то туда, куда никто не знает. От него есть слова, их никто не знает, а кто знает, не умеет произносить как следует. А вот ты, например, можешь.

— Ни фига я не знаю.

— Да, подействует, только покрепче... Ладно, на месте разберешься. Если заранее предупредить — заговор не сложится как нужно. Ты, главное, мне верь. Если с тобой что случится — Яська мне жизни не даст. Ох и странно это...  — он еще раз окинул Стаса скептическим взглядом.

Потом легко поднялся, развязал суму.

— Вот. Яська сушила.

Сильнейшим грибным ароматом затянуло всю кухню.

— Хорошо, — сказал Стас. — Сейчас будем есть лапшу с грибами. В роли лапши — макароны гвардейские. А в дорогу — смотри, что я принес.

Поставив воду на макароны, Стас взял бутылку содовой и стакан и пошел к Никите.

— Не спишь?

— Какой там, — пожаловался Ники. — Дай зеркало.

— Да ладно тебе. Смотреть не на что. Вот завтра будет...

— Дай зеркало.

— Ты домой уже не ходи. Твои как — ждут тебя сегодня?

— Слушай, Тасик, я тебя знаю, а ты меня. Давай зеркало.

— Да на, что ты? На фиг тебе зеркало? Смотрись не смотрись, лучше не будет.

Тут Никитка оторвал взгляд от волшебного стекла и посмотрел на Стаса. Стас заткнулся. Он только однажды видел у Никиты такие глаза, когда Никита сказал ему, что не может без него жить. Потом часто оказывалось, что Никита не может жить без кого-то, но таких глаз у него Стас больше не видел. Но вот сейчас...

Шит, сказал себе Стас. Шит и еще раз шит. Если этот крутой вояка хоть как-то Китку обидит, я... Господи ты Боже ты мой... Что же это здесь закручивается? Какой-то карилайен, какая-то... нет, Яся не какая-то, но вот этот! И он тоже — для Ники — не какой-то. Что же это нас так в один день накрыло? И главное — не может ведь этого быть. Ну не кино же!

— Ладно, — сказал Стас, отнимая у Никиты зеркало. — Настоящую красоту ничем не испортишь.

Не понимал этого Стас и не хотел понимать, и вообще все это такое ему не нравилось. Но есть у вас в жизни человек, ради которого было бы насрать на все? Вот у  Стаса был Никита. И Стас отправился на кухню — убедиться в том, что все существует на самом деле, по крайней мере, Ясень и его меч.

Что касается меча, то он стоял, прислоненный к подоконнику, а Ясень разглядывал этикетки консервных банок.

— Это мясо, — со смешанным чувством объяснил Стас. Он, всяко, испытывал облегчение оттого, что Ясень никуда не исчез и существует на самом деле, но как было бы славно... — Тушеное мясо, которое не портится, пока банку не вскроешь. Так что удобно брать в дорогу. А из хлеба сейчас наделаем сухарей, только нарезать.

— Есть сухари. Но запас не тянет.

Стас протянул разделочную доску и кухонный нож. Ясень скептически хмыкнул, вынул свой ножик и принялся нарезать буханки ровными прямоугольниками. Стас поглядел на это, покачал головой и занялся макаронами.

Ели в комнате, у никитиного дивана. Сам Никита почти не ел, только смотрел, как ест Ясень. А ел Ясень красиво, как любой здоровый проголодавшийся мужик. Стас даже немного обиделся на Никиту. До сих пор они избегали включать в свою компанию кого-то из тех, кто озарял их любовные горизонты. Как оказалось, весьма разумная мера. Стас вспомнил сегодняшнюю встречу на остановке и решил, что Ники тогда не лучше пришлось.

Никита спал на диване, а Стас и Ясень — на полу. Оба спальника, и никитин и стаскин, хранились у Стаса. Во-первых, все равно в путешествия отправлялись отсюда, а во-вторых, у Стаса была целая квартира с кладовкой и чуланом, а у Никиты — письменный стол и тахта в квартире родителей. Переглянувшись с Никиткой, Стас дал Ясеню его мешок.

Стас думал: упасть и забыться. Но не удалось. Оказывается, влюбленным спать не положено. Как только умопомрачительные сборы в дорогу под руководством то ли в самом деле эльфа, то ли еще кого из тех же, закончились, и свет был выключен, и ровно, как хорошо отлаженный механизм, задышал мгновенно уснувший Ясень, тут же у Стаса перед глазами засветилось белое лицо, да так ясно, хоть гладь, хоть целуй. Девочка моя, что с тобой? Где ты? Я иду к тебе, иду за тобой, где бы ты ни была, я найду тебя и спасу от всего. Стас завозился в спальнике, давая место Ясе, как будто ее голова, шелковые, пахнущие солнечным лесом волосы, легли на его плечо. Он совершенно ощутимо почувствовал ее рядом. Я-сяяяяя...

Зашуршало над ухом.

— Кит? Ты что не спишь? Болит?

Никита молча свесил голову с дивана. Стас посмотрел, а у него глаза светятся. Сгорел парень.

— Ты чего?

— А ты? — шепнул Никита. — У тебя глаза горят, как у варка.

— Тьфу ты, среди ночи. Начитался Олдей.

— Сам начитался. Еще “чур-чур меня” скажи. Стаска...

Никита наклонился ближе к Стасу, подышал и сказал:

— Я с вами пойду.

Стас помолчал.

— Куда тебе? Отлеживаться надо, а лучше с утра к врачу.

— На том свете отлежусь. Я хочу с вами пойти, понимаешь? Я должен пойти.

— Кит, приди в себя. Ну посмотри, он же нормальный мужик...

— Я, что ли, по-твоему, ненормальный?!

— ... На тебя ноль внимания...

— Да заткнись ты, мудак примитивный. Идешь, потому что девица эта тебе позарез нужна. Ну, иди. Женишься на ней, и будет она тебе лапшу с сушеными грибами варить. А я всю жизнь буду помнить, что его видел. И я хочу его видеть, пока можно. Понял?

— Ну, смотри. Да как ты пойдешь-то? Ты ж до туалета сам не дойдешь.

— Кстати!

— Ну, пошли. И покурим заодно...

Потом Стас зарылся в спальник с головой и, кажется, заснул.

Приснится же, с облегчением подумал Стас, еще подремывая с закрытыми глазами. Договорились до чертиков. Чудеса, понимаешь. Витязи в собственных шкурах и мавки лесные. Рассказать Китке... Он вспомнил про Ясю. Ему иногда снились сны, после которых не хотелось просыпаться. Например, однажды ему приснилась девушка с розовато-рыжими волосами и застенчивой улыбкой, он будто встретил ее на улице, а потом весь сон пытался догнать, найти — что-то там про эвакуацию и белорусских партизан, какая-то школа, где она работает учительницей, и вот он уже ищет ее класс... И проснулся. Тоска. Несколько месяцев ему казалось, что она существует в другом, и даже не очень далеком, мире, как город Кадаф Неведомый у Говарда Ф. Лавкрафта, и если бы знал, как попасть в Дримленд, Стас немедленно пустился бы на поиски. А теперь Яся. Она ждет меня у источника, вспомнил Стас. Там, в мире снов. И не дождется — потому что я не знаю дороги...

— Пора, Стас.

Стас в ужасе открыл глаза. Едва брезжил рассвет. Между незадернутых штор силуэт воина казался огромным. Над плечом, как перст, указующий ввысь, торчала рукоять меча.

— Пора, — повторил Ясень, отворачиваясь от окна.

Стасу понадобилось, наверное, около минуты, чтобы свести концы с концами и осознать, что если ему все это и приснилось, то он, значит, еще не проснулся. Ма-ма. Долгонький сон. Но еще есть надежда встретиться с Ясей.

Стас вылез из мешка и натянул джинсы. Футболка, рубашка, свитер на пояс. Носки.

— Ты куда? — спросил он Никиту.

— Я иду с вами.

— Да нет, Ник, — сказал Стас, оглядываясь на Ясеня. Ясень скатывал спальник, не обращая внимания на разговор. Или делая вид, что не обращает.

— Возьмем с собой, — сказал он, пристраивая спальник к суме. Стас посмотрел на Никиту и пожал плечами.

— Я пойду с вами, — сказал Никита, вставая. Ясень выпрямился, поглядел на него взглядом долгим и неласковым.

— Незачем.

Как отрезал.

Никита передернул плечами, отвел взгляд и похромал на кухню. Включил воду, загремел посудой.

— Слушай, Ясень. Пусть идет. Никита парень надежный. Мы в походы вместе...

Ясень закинул суму на плечо.

— Пора, Стас, а то не успеем. Другого случая не будет. Если не сегодня выйти — я до источника не дойду, а ты не знаешь, что с ним делать.

— Чем тебе Никита помешает? — настаивал Стас.

Ясень поглядел теперь на него.

— Он, конечно, твой друг. Но если ты и сам такой, о Яське забудь. У нас в Лесу этого не любят.

Стас покраснел, наклонился натягивать кроссовку. Сказать “я не такой”? Ну не такой, только твое какое собачье дело?

— Я без Никиты не пойду, — вдруг откуда ни возьмись вырвалось у Стаса. Честное слово, он не собирался этого говорить. Даже придумать не успел. Сказалось. На кухне грохнулась тарелка.

Никита вышел в коридор.

— Иди, Стас. Тебе надо.

— Добрый ты какой, Никитушка. Сам... А теперь — иди, Стас. Не пойду. Тебя я всю жизнь знаю, а этого — сколько?

— А Яся?

Стас дернул шнурок.

— Тебе что до Яси?

Задрав голову, Стас посмотрел на Ясеня.

— Слушай ты, сказочный герой, тебе надо через демона пройти? Я тебе там нужен? Вот, значит, мое условие: я без Никиты не иду. Никаких демонов знать не знаю и не хочу.

— Не надо, Стас, — тихо попросил Никита. — Не надо.

Ясень невозмутимо поправил лямку на плече и шагнул к двери.

— У меня нет выбора, Стас. Я иду — сейчас. Если не пройду демона, что ж. Не судьба. До Леса, тебе, как понимаю, дела нет. Только и Яси уже никогда не будет.

Стас беспомощно взглянул на Никиту.

— Иди-иди, — едва улыбнулся Ники разбитыми губами. — Не судьба.

Стас подхватил рюкзак и вышел вслед за Ясенем.

Черная пустыня в самом деле была черной, и даже небо над ней — асфальтово-сизым, без единого просвета. Но сухой каленый воздух жег ноздри, в горле скоро засаднило. Между сизым небом и черной пылью, застывшие волны которой составляли весь пейзаж, дрожало пепельно-серое мерцание. Теней не было, а до горизонта казалось — рукой подать.

— Отчего так горячо? — спросил Стас, в очередной раз обшарив взглядом небо. — Солнца здесь как и не бывало.

— И не бывало, — эхом отозвался Ясень.

— Ты же здесь раньше не был. Или был?

— Мне сказали.

— Кто?

— Старшие.

— Они были здесь?

— Они прочли в Книгах Миров.

Стас покачал головой. С ним уже один раз было, что он чувствовал себя как бы в кино: в Москве он захотел посмотреть Арбат, не виденный в прежние годы, и друзья хоть и сказали, что Арбат теперь не тот, но повели посмотреть. Была зима, лежал снег, алмазно вспыхивал от фонарей, играла медленная музыка. Они шли по улице, и это — с музыкой и фонарями — было на самом деле кадрами из фильма, только Стас и друзья были прямо в нем. Потом они увидели бородатого дедка в вязаной шапочке и перчатках без пальцев, электрогитару и колонки у стены, расписанной по клеткам толпой освобожденных неформалов. И кино кончилось.

А вот это, с витязем и пустыней — не кончалось никак. А было совершеннейшее кино. По роману Ле Гуин.

— Ну и где твой демон? — проворчал Стас.

— Он не мой, — нахмурился Ясень, хитрым образом складывая пальцы правой руки. Обережный знак, догадался Стас.

— А что ты на Никиту взъелся?

Ясень скосил глаза, даже не повернув головы, и ничего не ответил.

— Он, между прочим, мой друг. И если что...

Ясень коротко взмахнул рукой. Ноги его чуть согнулись, правая рука потянулась к рукояти меча. Стас завертел головой, но ничего не увидел.  Он    расслышал слабое, но все нарастающее посвистывание и шорох под ногами. Опустил глаза. Пылинки, как от ветра — а ветра не было и в помине — потекли струйками, а потом широкими языками, и Стас понял, что они стекаются отовсюду к неведомому центру, и вот между барханами заколыхался, заплясал, раскручиваясь, смерчик, поднялся, разбухая, потянулся, дотянулся до сизого неба, закачался во всю длину.

— И если — что? — спросил Ясень, опуская руку. — Если вот это — то что?

— Потом, — мотнул головой Стас. — Что я должен ему сказать? Скорее! Он не слишком похож на джинна из мультика.

— Откуда я знаю? — буркнул Ясень. — Если б знал — я б ему сам сказал.

— А как он нас выбрасывать будет?

— Увидишь, — твердо пообещал Ясень.

Тут и началось. Ветра не было — ветер возник, не возрастая от робких дуновений, а сразу налетел стеной, навалился, вколачивая дыхание в глотку, врываясь в легкие, раздирая жаром и яростью. Вся пыль до горизонта поднялась в воздух, завертелась вокруг Стаса и Ясеня, и сами они завертелись в урагане, подбрасываемые и переворачиваемые как попало. Порой их ударяло друг о друга, и Ясень как-то умудрился ухватить Стаса за свитер, но рукава развязались и Ясеня отнесло вместе со свитером. В следующий раз он изловчился и обхватил ручищами Стаса вокруг туловища — и так  было ни вдохнуть, ни выдохнуть, а тут стиснуло, хоть другим местом дыши.

— Ах твою так и так! — буквально выдавил из себя Стас. Ясеня передернуло, он захрипел: — Да не меня, его...

— Его? — в остервенении уточнил Стас. — Этого............................................................, чтоб ему...................................................

Их швырнуло в бархан, Ясенем вниз, и пыль повалила сверху, засыпая их. Стас наглотался пыли и умолк на некоторое время, кашляя и отплевываясь. Ветер взвыл с новой силой, обдул всю пыль с героев и потащил их между барханов, пытаясь — и небезуспешно — поднять в воздух.

— Не молчи! — взревел Ясень. — Он же нас угробит!

Но у Стаса пропало вдохновение — то ли от испуга, то ли прав был Ясень, что нельзя знать заранее, иначе заговор не сложится. Содрогаясь от ужаса и сознания собственного бессилия, он выдал нечто невнятное и, скорее всего, непригодное, слышанное когда-то на рынке от лица к-ской национальности:

— Я твой дом труба ипал!

Ветер сник, пыльная завеса рассеялась. Стало как будто даже светлее. Тишина настала такая, что Стас испугался: оглох. Выждав минуту-другую Ясень оторвал голову от бархана и осторожно прошептал:

— Все. Прошли. Дальше просто. И откуда вы такие слова знаете? Меня до сих пор знобит и корежит.

— Скифы мы, — сплюнул Стас и достал сигареты. — Азиаты мы. Хоть слово дико, нам ласкает слух оно. Вся история: то есть татаро-монгольское иго, то нет татаро-монгольского ига. Еще не так заговоришь.

— В других мирах таких и слов-то нет.

— Дай срок, будут. Куда теперь?

Ясень встал, неторопливо отряхнул одежду, вынул меч, опрокинул ножны. Из них вытекла сизая струйка.

— Смотри, видишь горы?

— Где?

— Там, — протянул руку Ясень.

— Нет, не вижу.

— Подойдем поближе.

— Зачем?

— Нам надо через них перейти.

— Про горы ты ничего не говорил! — запротестовал Стас. — Пустыня, демон — ладно, предупреждали. Но про горы ты не говорил.

— Что, не пойдешь?

Стас покачал головой, выпустил дым из ноздрей.

— Экой ты, однако, серьезный. Ну, пойду, но не так же сразу! Ты уж давай, колись: что нас еще ждет впереди?

— Мелочи, — отмахнулся Ясень. — Главное, демона прошли. С остальным я справлюсь.

— Ну все-таки.

— Дракон.

— Что?

Стас, начавший было подниматься, шлепнулся в пыль. Он смотрел на Ясеня снизу округлившимися глазами, и его рот беззвучно открывался и закрывался.

— Нет, что в тебе Яська нашла? — пожал плечами Ясень.

— Я хотел сказать, — бодро вскочил Стас, — а нельзя его тоже, как этого демона?

— Заклинания этого порядка действуют только на пыльных демонов. А на драконов и простой стали достаточно.

— Мечом ты с ним махаться будешь, что ли?

— Стрелой. В глаз.

— А где твоя стрела? Где лук?

— В горах, — подбородком указал в ту сторону Ясень, подобрал суму и зашагал по барханам.

Стас махнул рукой. Из Ясеня слова вытягивались по одному. И ничего радостного он пока не сообщил. Так что пусть естественным образом молчит, а что случится, то случится, никуда не денется, вот тогда и станет все ясно и понятно.

Стас бросил окурок, затоптал его в пыль,  поправил лямки рюкзака и потопал следом.

Пыль кончилась. Она еще тянулась языками вперед, но из нее выступали каменные жилы, похожие на корни старых деревьев. Стас шел, прикрыв глаза, уставшие от здешнего мерцания, как от плохого телевизора. И, конечно, наткнулся на каменный корень. И, конечно, полетел. Ясень поймал его за плечо.

— Пора отдыхать.

— А когда здесь вечер? — спросил Стас, потирая кулаками глаза.

— Никогда. Написано, что свечению этому сроков нет.

— Не забудьте выключить телевизор.

— Как? — нахмурился Ясень.

— Слушай, ты вообще улыбаться умеешь? — озлобился Стас.

— Умею, — так же хмуро ответил Ясень.

— А мы, значит, такой чести не удостоимся.

Ясень пожал плечами, скинул на землю суму. Стас полез за сигаретами. Поужинали они просто: консервами, хлебом. Запили водой. “Эх, надо было водочки”, — запоздало пожалел Стас. То-то и оно: никогда не читал, чтобы в чудесном путешествии пили водку. Стереотип, однако. Потом вспомнил знакомство Рэнсома с Хьои из “Малакандры” и предложенный вовремя глоток спиртного. Сглотнул. Закурил.

— Ясень, а что у вас в Лесу пьют?

Ясень посмотрел на него озадаченно. Стас с удовольствием отметил, что и этот устал.

— Пьют? — переспросил Ясень, прикладываясь к пластиковой бутылке. — Воду.

— И все?!

— Почему? Еще пьют брусничиху, черничиху, земляничиху...

— Ага! А покрепче?

— Куда уж. Земляничиха разная бывает. Для Яськи одна. Для меня другая. Понял?

— Я-то понял, а вот ты чего ж с собой не взял?

— А ты?

— Ну, я как-то растерялся.

— А я — нет. Просто думал, что ты не пьешь. Давай по глоточку...

И Ясень достал из сумы берестяной сосудец.

Среди ночи — если это была еще ночь (может быть, вечер еще не кончился, а может, наступило утро), Стаса разбудило ритмичное хлопанье, как во дворе белье  от ветра, только во много раз громче. Стас открыл глаза. Хлопанье приближалось, теперь оно раздавалось откуда-то сверху. Стас потянулся растолкать Ясеня, но оказалось, что Ясень уже сидит, уставившись в тучи. Из-за вершин, закрывавших половину неба, вылетел дракон. Он был огромный и точно такой, как его обычно описывают. Он медленно летел куда-то по своим делам.

Когда дракон скрылся из вида, Стас обнаружил, что зарылся руками в пыль и стискивал ее в кулаках, а там, где пыли не хватило, пальцы были изодраны о камень — Стас и не почувствовал.

— Нам обязательно?... — голоса как не бывало. Но Ясень понял.

— Никуда не денешься. На самом деле источник находится здесь, в пещере дракона. В Лесу он только вытекает, как подземные воды.

— И нам, конечно, надо сразиться с драконом?

— Не нам. Только мне.

Стас не стал спорить. Там видно будет. Конечно, он с детства мечтал сразиться с драконом, а как же. Но с возрастом эти мечты как-то потускнели. И если смотреть с точки зрения жанра, обязателен ли в этой истории дракон? Стас посмотрел на Ясеня и понял: дракон обязателен.

— Ты сказал... — вдруг подбросило Стаса, — ты сказал, что Яся ждет меня у источника? Там, в пещере дракона?

— Ну... да.

— Он что, ее похитил?

— Ну... можно сказать так. Некоторым образом.

— А если он ее... — Стас подумал: а что на самом деле скрывается за принятым в легендах поеданием девиц?

— Нет, — рявкнул Ясень, не дав ему додумать.

— А ты откуда знаешь?

— Знаю.

— А что ж мы здесь сидим? — заорал Стас, выпрастываясь из спальника. — Какого?...

Тропа вилась, поднимаясь все выше.

— Кто здесь ходит?

— Люди.

— Ты говорил, что нам всего три дня ходу до источника. Уже минус один. Как же мы перейдем через эти горы всего за два дня?

— Ты здешнее время не считай. Его здесь нет. А дома, что у меня, что у тебя, как раз три дня и пройдет.

— Но нам же еды не хватит? Я на шесть дней брал — три туда да три обратно.

— Обратно пойдем через ворота. А что касается еды... Вот твое съедим, за мое примемся.

— Да много ли там у тебя?

— Смотря чего, — загадочно ухмыльнулся Ясень. Стас вспомнил все читанное об эльфийских дорожных припасах и решил пока успокоиться.

А тропа вела все выше и выше. Через несколько дней они забрались так высоко, что задевали головами сизые облака, но впереди тянулись горы, ряд за рядом, и вершины их скрывались в мрачных тучах.  Здесь было прохладней, чем внизу, но и только. Ни о каких холодах речи не было. Стас осторожно пробирался следом за Ясенем, кое-где просто опускаясь на четвереньки. Иногда тропа заводила в тупик и им приходилось возвращаться к развилке и выбирать другой путь. Стасовы запасы скоро кончились и ноша стала легче. Ясень только сказал, что не надо выбрасывать пустые бутылки, и банку консервов зачем-то велел приберечь. Высоко в горах обнаружились родники, кое-где низвергались холодные водопады, и воды теперь хватало.

— Отчего же внизу пустыня? — спросил Стас как-то, видимо, вечером, когда, разведя костерок, они грели воду. — Ведь эта вода вся течет вниз? И почему мы уже так высоко, а не холодно?

— Написано, — объяснил Ясень, — что здесь нет рек, потому что все здешние потоки изливаются в другие миры. А тепло везде одинаково, потому что солнца нет. Так написано, хотя мне это непонятно.

— Ну, это как раз ясно, — заявил Стас и рассказал еще со школы известное: почему чем выше, тем холоднее воздух. — А если здесь тепло не от солнца, то и необязательно. Что бы это могло быть? Но, в любом случае, хорошо. У нас в горах мы бы уже померзли.

Так или иначе, они шли — днем, для удобства называя ночью время отдыха и сна. Подкреплялись странными сухарями из сумы Ясеня, тугими, солоноватыми. Стас прозвал их “Сухари Дружба”: пожевал сам — дай пожевать другу. Это давно, когда у Стаса еще были друзья в Одессе (теперь у него есть те же друзья в Сан-Франциско), так назывался тамошний шашлык. Кроме сухарей, в суме были сушеные грибы, которые размачивали в горячей воде и жевали с сухарями, и порошок из сушеных лесных трав и ягод, который заваривали вместо чая. Поначалу в желудке было пустовато. Но после Стас втянулся и голода совершенно не чувствовал.

Они шли, ох, шли. Целыми днями Стас только и думал, что еще шаг — и он потребует отдыха. Стасу не всегда даже вспоминалась Яся. Особенно однажды, когда Ясень бесстрашно прошел по самому краю высокой пропасти. Стас зажмурил глаза, но оказалось, что Ясень ждет его на той стороне. Стас таки сжал зубы и заставил себя пройти над пропастью. Но о Ясе он не думал. Не думал. Но ради чего, собственно, он шел?

Иногда по ночам над ними, как казалось Стасу, едва не задевая крыльями, пролетал дракон, то в сторону пустыни, то обратно. Стас постепенно почти привык к его виду и сероводородной вони, порой распространявшейся при его появлении. Дракон не обращал на них внимания. Может быть, он предпочитает девиц, думал Стас, чтобы как-то отвлечься.

И однажды перед ними чудесным видением открылась долина, окутанная туманом. Стасу пришлось напомнить себе, что миражи — это в пустыне, так прекрасно было то, что он видел теперь. В тумане вырисовывались размытые силуэты деревьев и смутно блестели озера, гейзеры выбрасывали в воздух струи пара и водяных брызг. Вокруг озер виднелись бревенчатые избушки, и человеческие фигурки сновали между ними.

— Нам — туда? — с надеждой спросил Стас. Ясень кивнул.

В долине жили очень общительные и гостеприимные люди. Светловолосые и смуглые, ростом они были на голову ниже Стаса, а Ясеню здешний вождь едва доставал до плеча. Но на диво коренастый, плечистый народец, и мышцы, едва прикрытые одеждой из кожи и каких-то травяных волокон, были у них такие, что Шварцу и Ван Даммом не снились. Настоящие были мышцы.

Стас даже позавидовал. Но передумал: женщины у них были все коротконогие, широкозадые, большегрудые. Просто богиня-мать во плоти. И, кстати, большинство — беременные. Детишки во множестве роились вокруг чужаков, сверкая любопытными глазками, в основном серыми и зеленовато-голубыми.

Баньку топить не пришлось: Стас и Ясень преотлично выкупались в теплом озере. А уж после гостей накормили, напоили и спать уложили в небольшой избушке на краю деревни. В ней вроде бы никто не жил, но пол был чисто выметен, по углам уложены охапки сена и свернутые шкуры, в центре был устроен очаг, обложенный камнями, с рогульками по бокам. Может быть, чужакам нельзя было заходить в дома членов племени, вот и устроили специальный дом? Ясень сказал, что, скорее всего, так и есть. По крайней мере, их не прогнали ночевать в горы. Огонь в очаге был разведен и на рогульки уложены палочки с нанизанными кусками мяса, рядом с очагом стояли два горшка. Ясень понюхал и поморщился. Стас тоже осторожно понюхал. Насмелился, хлебнул.

— Это пиво. Доисторическое. Говорят, было такое, ученые недавно нашли в какой-то пещере в Испании вот такие горшки с окаменевшими остатками. Ничего, Ясень. От первого глотка воротит, но после наступает привыкание. Потом еще попросим.

Стас уже потерял счет времени и поэтому не мог сказать, в первый раз за сколько дней он спал под крышей. Правда, к утру насекомые одолели. А ночью было ничего: вроде и чувствуешь, что грызут, но проснуться все равно не можешь.

До сих пор с аборигенами обходились практически без слов. О чем говорить? В чем нуждается усталый путник, спустившийся с гор, местные жители знали сами.

На следующий день за завтраком, который они нашли у порога избушки (такие же палочки с мясом стояли, прислоненные к стене, рядом с ними — горшки с пивом, прикрытые лепешками), Стас спросил у Ясеня:

— Как ты с ними договариваться будешь?

Ясень, будто уже настроился на общение с аборигенами, молча встал, похлопал Стаса по плечу и простыми знаками предложил следовать за ним. Вдвоем пошли к избушке вождя, стоявшей в центре деревни. Ясень знаками попросил разрешения войти. Так же знаками и дружелюбными восклицаниями ему объяснили, что внутрь нельзя, и вождь сам вышел на утоптанную площадку перед избушкой.

И там они с Ясенем принялись топтаться друг перед другом, разводить и махать руками, кряхтеть и гукать, пока Ясень, довольный, не откинул волосы с вспотевшего лба.

Лук сторговали задешево: за пустые бутылки из-под “Питной”, банку тушенки и любительский спектакль о битве с пыльным демоном с дословным воспроизведением убойного заговора. Стас, правда, возразил, что не ручается за точность, ибо настоящая импровизация неповторима, но Ясень толкнул его в бок, мол, кто здесь в этом разбирается. Плату потребовали вперед.

— Давай ты за демона, — скомандовал Стас и сгорбившись, шаркая подошвами, побрел к центру площадки. Смотреть представление собралось все племя, и тишине, окружившей площадку, мог бы позавидовать — ну кто бы? Ну пусть Виктюк.

Ясень, раскинув руки, ворвался в центр и закружился, бешено завывая. Волосы разлетелись светящимся кругом. Стас сообразил, боком побежал вокруг Ясеня, как будто гонимый ветром, вспомнил молодость и даже прошелся колесом, потом упал (получилась как будто так и надо) и покатился по земле, больно прикусил язык — и шепеляво, но с чувством высказался по этому поводу. Конец его реплики потонул в восторженном реве зрителей.

— Давай еще! — крикнул и не думавший запыхиваться Ясень. Стаса это огорчило и он добавил еще.

Так что лук они получили. Когда его, ненатянутый, вынесли из хижины вождя, Стас прежде всего подивился его размерам, а потом из чистого любопытства попытался согнуть. Ясень тут же отнял у него лук:

— Покалечишься. Это уметь надо.

Стас почесал переносицу и вспомнил, что он читал о последовательности изображений на пекторали из скифского кургана: сначала там один мужик натягивает лук, а чуть дальше другой мужик что-то ему вправляет. Стас так и не вспомнил, что именно: то ли челюсть, то ли ногу, то ли плечо. Но что-то такое было, он видел в журнале. В каком, тоже не помнил. Журнал был вложен в матерчатый карман, на двух гвоздях висевший в туалете у одних стасиных знакомых. И Стас, пока сидел, конечно... Вот еще идиотская привычка. Тяжелое детство книголюба. Стас еще читал у Леви, что читать за едой, конечно, вредно, но если с детства привык, то не стоит себя отучать от этой привычки, потому что чтение уже вошло в набор рефлексов, сопутствующих и содействующих пищеварению. По своему опыту Стас знал, что это справедливо и по отношению к обратному процессу. А еще говорят, что курение — наркотик. Что тогда сказать о книгах? Вот если у вас в кармане пачка сигарет и вы едете в автобусе, можете вы дотерпеть до своей остановки? Вполне. А если у вас в сумке хорошая книга? Или какая угодно? Да вы тут же ее достанете и будете читать. И если нет свободных мест, вас огорчит не столько необходимость стоять, сколько невозможность почитать при этом. То есть, если книга хорошая, вы все равно почитаете... Кстати, Стас вспомнил, что не курил со вчерашнего вечера.

А пока он думал обо всем вышеизложенном, Ясень пытался сторговаться насчет стрел, но не тут то было. Оказалось, это такая торговая политика: лук уступили задешево, зато на стрелах доберут свое. Так что пляски Ясеня и вождя возобновились с удвоенным пылом. Стас наблюдал за ними невнимательно, потому что сигареты были у него в кармане рубашки, а спичек не оказалось. Выпали. Тащиться к своей избушке не хотелось. Стас без всякой надежды, машинально, запустил пальцы в карманы джинсов. Опа! Зажигалка. Никитина. Ты ж мой дружок...

Стас чиркнул зажигалкой и поднес огонек к сигарете. Раздался пронзительный вопль, сигарета выпрыгнула изо рта, и Стас опять прикусил язык пытаясь ее удержать. Кричала женщина, ближе всех находившаяся к Стасу.

На ее крик обернулись все, в том числе вождь и Ясень. Женщина чуть не подпрыгивала на месте, держась, однако, на приличном расстоянии от Стаса, что-то безостановочно вопила и показывала на Стаса обеими руками. Ясень недоумевающе хмурился.

Стас поводил языком по нёбу, успокаивая боль, поднял сигарету, обдул фильтр и снова сунул ее в рот. Внимательно оглядел окружающих, передвинул пальцем рычажок регулятора на             MAX, вытянул руку и  продемонстрировал длинный язык огня, вырывающийся из его пальцев.

— Сколько стрел тебе нужно, Ясень? — спросил он спустя минуту, выпуская изо рта струю голубоватого дыма.

Конечно, зажигалка была никитина. И Стас расплатился ею за возможность встретиться с Ясей. Что было нечестно. Но с другой стороны, насколько понял Стас, гибель грозила в равной степени и Ясеню, так что Никита едва ли возражал бы против этой сделки: в обмен на зажигалку им вручили три десятка стрел в колчане — отличных,  как заверил Ясень, — и Никита еще должен был отдельно порадоваться тому, что его имущество послужило, чтобы добыть оружие его герою. Это Стас так оправдывался, потому что, при всей давности и крепости их дружбы, они с Никитой никогда друг у друга ничего без спросу не брали. Стасу не пришло в голову, что Никита, скорее всего, уверен, что потерял зажигалку во время драки. Мелкое вранье хуже воровства, так считали оба. И рассказать обо всем придется честно. Но вот у него и свидетель есть — Ясень.

Пещера была глубокой и темной. Серое мерцание едва проникало в ее нутро, ничего не освещая, только заставляя напрягаться глаза. Но Стас с Ясенем точно знали, что дракона там не было: они видели, как дракон улетел. Они специально устроили привал раньше, чем обычно, чтобы прийти к пещере как бы ночью, то есть в то время, когда дракон улетает.

— Я спущусь, — сказал Ясень, — а ты стой здесь и если что — кричи.

— Если — что?

— Если дракон.

— А кто собирался с ним биться? Пока ты прибежишь, он меня сожрет. И что ты тогда скажешь Ясе? Давай я пойду, поищу ее. А ты стой здесь и жди дракона.

— Нет, — сказал Ясень, сбросил суму, положил рядом лук и колчан и шагнул под каменный свод.

Стас вздохнул, присел на корточки рядом с доверенным его попечению имуществом и стал терпеливо ждать, когда придет Ясень и приведет Ясю. Ясю? Погодите - погодите. Ясю?

Ее голос позвал его из темноты, и он мгновенно забыл, о чем думал, скинул рюкзак, оставил все и бросился бегом в темноту, и столкнулся с ней в темноте и чуть не уронил, они, обнявшись, еле устояли на ногах, Стас поцеловал ее. Ее губы были почему-то мокрые, как будто она только что пила холодную воду, пила жадно, так что вода текла по подбородку... и руки у нее были мокрые и холодные.

— Яся!

— Стас!

Снаружи раздались хлопки — как белье на веревке в ветреный день, только во много раз громче. Учуял, гад.

— Где Ясень?

— Бежим, скорее.

— Куда ты?

Яся, вырвавшись из его объятий, кинулась к выходу из пещеры.

— Ясень-то где? — на ходу, догоняя ее, выспрашивал Стас.

— Отвернись! — приказала она.

— Что? Зачем?

— Да отвернись ты! — чуть не плача, крикнула Яся. Дракон завис над пещерой, как колибри, и поворачивал голову то одним боком, то другим, разглядывая пришельцев, свою добычу. Смрад, подгоняемый взмахами могучих перепончатых крыльев, заклубился в пещере. Стас обернулся в глубь, заорал:

— Ясень, так и так! Ясень, тебя и твоих родственников!

— Не оглядывайся. Пожалуйста, не оглядывайся. Хорошо? — причитала Яся, удерживая его за плечи. — Пожалуйста, не смотри на меня.

Но Стас не мог допустить, чтобы между ним и драконом оказалась хрупкая девушка. Он вырвался и кинулся вперед, к выходу.

— Ну хорошо, стой там, только не оглядывайся!

— Ладно, — согласился Стас. Горячее дыхание дракона обжигало его лицо, от ударов воздуха устоять на ногах было трудно.

Но несколько мгновений спустя он услышал тихое поскрипывание натягиваемого лука, низкий звон тетивы, и стрела прошла мимо него и вошла в круглый золотистый глаз. Как заводная игрушка, дракон уронил крылья и упал, почти совершенно завалив выход из пещеры. Огромное тело не удержалось на полке, поползло, накренилось, наконец рухнуло. Стас наблюдал за этим, окаменевший.

Когда отгремел вызванный низвержением драконова тела камнепад, Стас расслышал у себя за спиной тихие всхлипывания. Он обернулся. Яся стояла, безвольно уронив руки, у ее ног лежали: лук, колчан, сума Ясеня  и маленькая хрустальная бутылочка.

— Яся? Яся?

Девушка всплеснула руками и кинулась ему на шею.

— Это ведь сделала не ты?

Она замотала головой.

— А кто?

— Он.

— Ясень?

Она закивала, подбородком тыкаясь Стасу в грудь.

— Где же он теперь?

Она всхлипнула, покрепилась — и разрыдалась. Стас подхватил ее на руки, сел на суму, посадил ее к себе на колени.

— Ну что ты, маленькая, ну не плачь. Я... — у Стаса не получилось сказать “я люблю тебя”, но не потому, что это было неправдой, а потому что как-то странно. Но Яся услышала его нерешительность и зарыдала еще пуще.

— Ясенька. Ты, когда я тебя спросил, как зовут, так и сказала, а я не расслышал, правда?

Она закивала.

— Ты — Ясень? А кто тогда Ясень? Тоже ты? Как же так? Ах, вы все такие. Но он же на тебя совершенно не похож. Он же совсем другой. Ты ужасно женщина. Он ужасно мужчина.

— Так и должно быть, — всхлипывая. произнесла Яся. — Мы такие: то и то. Но две полноты не помещаются в одной душе одновременно. Карилайен и нужен — для превращения.

— В кого?

— В себя. Понимаешь? Если я долго буду с одной стороны, я сойду с ума. И с другой стороны тоже. Ты теперь не можешь меня любить?

— Тебя-то? Вот тебя-то? Да я тебя люблю. Но я не могу понять, где сейчас Ясень. Я его в тебе совершенно не чувствую.

— И не должен. Его сейчас вообще нет. У нас только память общая.

— Как это?

— Ну... ну вот, когда я сюда собиралась, я уже знала, что пойду им, или в нем, или как тебе объяснить?

— Я понял, понял...

— Но я хотела, чтобы он тебе от меня привет передал, и отдельно завернула лучшие грибы. Вот он и передал. Он все-таки — не я.

— Я вижу. Я знаю.

Яся встрепенулась.

— Стас, надо срочно разобрать завал. Я-то... со мной все в порядке. А там, в Лесу!

— Давай, — помог ей встать Стас.

— Только, милый, мне так тяжело будет. Я еще разок обернусь. Ладно? Ты только не смотри.

— А тебе не вредно?

— Ну что же делать.

— Так давай я сам.

— Ты же не видел. Там тебе одному не справиться. Отвернись, пожалуйста.

Стас отвернулся. Тут его как хлопнут по плечу.

— Пойдем, что ли. Зятек.

Они спустились поглубже, продираясь сквозь застоявшуюся вонь и завалы костей, потом свернули в боковой проход — и оказались по колено в воде.

— Это все — карилайен. А вон там — камень. Вдвоем мы его сдвинем. И все, наша работа сделана. Понял? Быстренько сотворяем ворота — и по домам.

— Как по домам? — возмутился Стас. — Я с Ясей.

— Ну посмотрим. Давай-ка навались.

Камень они сдвинули, и к нему же прислонились, рухнув прямо в карилайен — отдышаться. Стас поводил пальцами — вода как вода. Набрал в ладонь, поднес ко рту.

— Дурак! — Ясень резко ударил его по руке. — Тебе нельзя.

— Почему? Я только попробовать хотел.

— Пробовали некоторые, кому не положено. Не спрашивай, что с ними — этого никто не знает.

— А почему? Вот ты, например, ты — точно не она?

— Хочешь проверить? —  шевельнулся Ясень.

— Да нет, я так... теоретически. Но почему мне-то нельзя?

— Потому что в тебе — во всех вас — и того и другого намешано порядком, но полноты нет ни того, ни другого. Попробуй две неполноты, друг в друга проросшие, отделить одна от другой — что получится? А потом соединить уже не удается. Человек исчезает. Получаются два призрака - полутелка.

— Полу - чего?

— Полутелка. Два наполовину воплощенных духа. Понял?

— Понял. Значит, и Никите нельзя...

— Опять ты!

— Я подумал: если бы ему выпить карилайена, и был бы он то так, то этак. А когда бы он был этак, ты бы его обязательно полюбил, потому что он такой замечательный — ты не знаешь.

— И знать не хочу. Ладно, пошли.

Они вернулись через три дня. Стас сначала испугался: было темно. Потом понял: ночь. Просто ночь. Он крепче взял свою девочку за руку и повел домой. Свет в его окне горел.

— Там Никита, — сказал Стас.

— Он хороший, — сказала Яся, прижав голову к стасиному плечу.

— Ты бы братцу объяснила.

— А что я могу?

— Ну, например, передать ему привет.

— Я попробую. Ты взял лук?

— И стрелы.

— Ясень сказал... то есть, не сказал... в общем, отдай их Никите.

октябрь 1999 - январь 2000